О построении движений

Глава пятая
Кортикальные уровни построения
Пирамидно-стриальный уровень пространственного поля C

Уровень пространственного поля, как мы его называем по его наиболее характерной черте, — он же пирамидно-стриальный уровень C — представляет собой очень сложный и, по-видимому, далеко не вдруг оформившийся объект. Насколько сейчас возможно судить, это скорее всего не один, а нечто вроде двух раздельных уровней, один из которых в какой-то мере подчинен другому. Это утверждение подкрепляется и тем, что анатомические приборы, обеспечивающие его работу, имеют далеко не одинаковый филогенетический возраст. Однако бесспорно, что это не два самостоятельных, независимых образования; их функциональная слитность заставляет описывать этот уровень как нечто целое, только со ссылками там, где это необходимо, на подуровни C1 и C2. Уровень C представляет несомненный интерес и для психолога ярко выразившейся в нем той формой афферентной сигнализации, которая получила выше (см. гл. II) обозначение сензорного синтеза или сензорного поля, и для физиолога и невропатолога своей слитной двойственностью и тем, что составляет характерную особенность его координационных отправлений: вериативностью и пластичностью[1].

Сложная структура уровня пространственного поля проявляется прежде всего в том, что он имеет два выхода на эффекторную периферию: и пирамидный, и экстрапирамидный. Проводимое классической неврологией противополагающее разделение всей моторики на пирамидную и экстрапирамидную не совпадает своими границами с водоразделом между описываемыми в этой книге уровнями построения, пролегающим более или менее точно между striatum и pallidum. Грань между пирамидной и стриальной (экстрапирамидной) системами не стерта, однако, в функции уровня C и проявляет себя в разделении двух вышеназванных подуровней, отличающихся один от другого и по оттенкам структуры их сензорных полей, и по контингентам реализуемых ими движений, и по филогенетическим биографиям обоих.

Уровень C резко отличается от предыдущего уровня синергий как по ведущей афферентации, так и по смысловому содержанию свойственных ему движений и целому ряду их внешних характеристик. Ведущая афферентация этого уровня есть синтетическое пространственное поле.

Выше уже говорилось о том, что для высокоорганизованных уровней построения не приходится понимать под афферентацией первичную, сырую рецепторику. Уже при описании уровня синергий мы имели случай упомянуть о том, что его ведущая афферентация формируется в результате синтетической переработки первичного сензорного материала в системе подкорковых ядер. Афферентации позы, реактивной динамики, угловых скоростей звеньев и систем тела представляют собой синтезы первичных проприо- и тангорецептивных ощущений, обросшие отметками местных знаков и упорядоченные в какой-то единой для всего тела системе координат. Значительно более синтетична, обобщена и, главное, объективирована афферентация уровня пространственного поля C. В ее состав мощной струей вливается кортикальная слагающая, правда, пока еще в виде самых периферийных полей коры, ее «входных и выходных ворот», по выражению Monakow. Ее первичные сензорные станции в коре больших полушарий таковы: зрительные поля (area striata, 17 и 18 Brodmann), осязательно-проприоцептивные (заднецентральная извилина, Brodmann), видимо, в какой-то мере слуховые и вестибулярные. Наконец, к афферентационным субстратам этого уровня принадлежит и кора полушарий нового мозжечка (neocerebelli). Итак, тангорецепторика фигурирует в составе синтетической уровневой афферентации уже второй раз, участвовав перед этим в образовании сензорного синтеза уровня синергий. Здесь она появляется сильно преображенной, пройдя в зрительных буграх сложную предварительную переработку и отсев и включив в свой маршрут еще один добавочный неврон. Этот сензорный полусырой материал неразрывно срастается со следами, сохраненными памятью, и изо всей переименованной совокупности индивидуально и прижизненно конструируется нерасчленимый синтез «пространственного поля» — образования, хорошо известного психологам в процессах упорядоченного восприятия, но гораздо менее знакомого неврофизиологам в роли ведущей эффекторно-координационной формации.

Поле пространства, в котором организуются движения животного, разумеется, филогенетически гораздо древнее, нежели плукортикальный уровень C. Не лишено интереса проследить его постепенную эволюцию, в известной мере одномоментно отраженную в нервных системах высших позвоночных. Элементы организации пространства имеются уже в самом низовом уровне A, где она проявляется в виде примитивных тропизмов тяготения, выступая как почти беспримесная полярность верха и низа. В таком именно виде мы встречаемся с пространством как координационным фактором и у насквозь палеокинетических бесскелетных беспозвоночных, где поля тяготения определяет и стойко выдерживаемое расположение тела в пространстве, и распределение мышечного тонуса (Uexküll). В первом неокинетическом, централизующем уровне В пространство проявляет себя в виде системы координат собственного тела, обобщенной в единой системе местных знаков, но еще не спроецированной на внешнее дистантное окружение. Переход к уровню C знаменует собой скачок к содержанию, несравненно более сложному и отвлеченному от первичной рецепторики[2].

Пространственное поле уровня C не есть ни ощущение, ни их сумма. Пока оно формируется, в нем участвуют и зрительные ощущения, и глазодвигательные ощущения, связанные с аккомодацией и стереоскопическим зрением, и осязательные ощущения с их местными знаками, и проприоцепторика всего тела, возглавленная вестибулярными ощущениями тяготения и ускорений, и, несомненно, бесчисленные осколки с других рецепторных систем. В нем возможны многочисленные компенсации и викарные взаимозамены, так как, например, слепорожденные вырабатывают себе без помощи зрения афферентационное поле, настолько сходное с пространственным полем зрячих, что ни в области геометрических представлений, ни в области пространственной моторики не впадают со зрячими почти ни в какие противоречия. Когда это поле создалось и выработалось, оно уже настолько абстрагируется от первичных рецепций, лежащих в его основе, что уловить в нем их следы становится невозможным самому пристальному самонаблюдению.

Самый замечательный по резкому отличию от афферентации предыдущего уровня признак пространственного поля — это его объективность. Оформившееся пространственное поле полностью соотнесено с внешним миром и освобождено от той неотрывной связи с собственным телом, которая так сковывает и обесценивает пространственный синтез уровня синергий. Далее, пространственное поле уровня С обширно, несдвигаемо и гомогенно. Обширность во многом обеспечивается участием телерецепторов в его построении; однако это поле обладает теми же свойствами и у слепорожденных, использующих для его формирования локомоцию в сочетании с активным осязанием (пальпацией). Лишенная обоих главных телерецепторов Helen Keller могла изучить геометрию, понимала и любила скульптуру, в своих литературных работах выражалась о пространстве как зрячая. Еще важнее для объективации пространственного поля прочно связанное с ним ощущение его несдвигаемости. Когда мы ходим, поднимаемся на лестницу, поворачиваемся кругом себя, мы не только знаем, но и ощущаем со всей наглядностью и непосредственность, что перемещаемся мы, в то время как пространство с наполняющими его предметами неподвижно, хотя все рецепторы говорят нам об обратном[3]. Если можно так выразиться, каждый субъект еще с раннего детства преодолевает для себя эгоцентрическую, птоломеевскую систему мировосприятия, заменяя ее коперниканской.

Далее, пространственное поле гомогенно и апериодично, т. е. однородно во всех своих частях и не содержит в себе никаких элементов чередования или циклической повторяемости, которых так много в координатной системе собственного тела, на уровне синергий[4].

Следующими важнейшими свойствами пространственного поля являются его метричность и геометричность. Оно включает в себя точную и взыскательную оценку протяжений, размеров и форм, входящих в качестве существенных признаков также и в движения, выполняемые на этом уровне: это область точности и меткости. Геометричность пространственного поля характеризует в наибольшей мере верхний, кортикальный подуровень C2, проявляясь в соблюдении геометрической формы и геометрического подобия. Наделенное всеми перечисленными свойствами пространственное поле уровня C представляет собой самое объективное из «пространств», сопряженных с последовательными уровнями построения; дальше кверху, в уровне действий (см. гл. VI), оно эволюционирует в сторону схематизации и, выигрывая в смысловой упорядоченности, несомненно, теряет зато в строго объективном, фотографическом соответствии действительным метрическим соотношениям.

Пространство уровня C отнюдь не пустое: оно заполнено объектами, имеющими размер, форму и массу, и силами, действующими между этими объектами. Эти силы тоже относятся нами к внешним координатам; они исходят от внешних тел и привязаны к ним, а не к нашему телу, мы и силовое поле проецируем во внешнее пространство.

Этими свойствами пространственного поля как ведущей афферентации определяются и основные характеристики управляемых им движений.

Движения, самостоятельно ведущиеся на уровне пространственного поля, образуют у человека уже чрезвычайно обильный класс, резко отличающийся по своему богатству и разнообразию от более чем скудного ассортимента, обнаруженного нами на уровне синергий. Прежде чем обращаться к их характеристике, следует упомянуть, что класс движений уровня пространственного поля образует собой «потолок» моторных возможностей: а) у высших рептилий, б) у птиц (у перелетных и хищных птиц стриальный подуровень C1 проходит в некоторых отношениях через кульминационную точку своего филогенетического развития) и в) у низших млекопитающих, а также у человека в его раннем онтогенезе — приблизительно до второго года жизни, продолжая резко преобладать у него в течение всего детства. У высших млекопитающих начинает понемногу формироваться чисто кортикальный уровень действий D, но только у человека имеет место чрезвычайно интенсивный рост количества и сложности предметных и цепных действий этого уровня и формирование чуждых вообще всем животным высших кортикальных символических уровней (группа Е), в связи с чем и относительное количество движений из уровня пространственного поля, и во многом степень их совершенства начинают ощутимо падать.

Движения уровня пространственного поля имеют прежде всего ясно выраженный целевой характер: они ведут откуда-то, куда-то и зачем-то[5]. Эти движения экстравертированы, обращены на внешний мир в не меньшей мере, чем движения уровня синергий интравертированы. Движения уровня C несут, давят, тянут, берут, рвут, перебрасывают. Соответственно с этим они имеют начало и конец, приступ и достижение, замах и бросок или удар. Движения в пространственном поле всегда по своей сути переместительны; если их внешнее оформление иногда по необходимости и циклично в силу устройства наших конечностей (ходьба, бег), то по своей смысловой структуре описываемые движения так же апериодичны, как и само пространство, в котором они текут.

Переместительное движение по самой своей сути предполагает прилаживание к условиям того внешнего пространства, в котором оно протекает. Эта приспособительность к пространству, владение пространством есть третья характерная черта движений рассматриваемого уровня, совершенно чуждая нижележащим уровням построения. Она проявляется в двух планах или оттенках, намечающих грань между обоими упоминавшимися подуровнями. В нижнем (стриальном) подуровне она проявляется как приспособительность по ходу процесса. В уровне синергий, например, заканчивается и оформляется в детстве сложнейший синергетический концерт ходьбы, но ходьбы, так сказать, холостой или абстрактной. Стриальный подуровень адаптирует этот акт к рельефу и консистенции дороги, к уклонам, закруглениям, скользким местам, к бесчисленным мелким коллизиям, о которых босая нога могла бы многое рассказать обутой. Все эти изменения и прилаживания — прилаживания уже к внешнему полю, а не к собственному телу и его динамике, как это было на уровне синергий, технически необходимы для того, чтобы ходьба могла стать реальным, практически применимым актом. Эту группу приспособлений можно определить как проекцию двигательного процесса на внешнее реальное пространство с его силами и объектами. В верхнем подуровне C2 та же приспособительность к внешнему пространству становится тоньше и специализированнее, приобретая более выраженный целевой, или финальный, характер, и превращается в проекцию движения на его конечную точку во внешнем пространстве с установкой на точность или меткость. Этот подуровень в очень большой мере индифферентен к траекториям, способу и характеру выполнения промежуточных этапов перемещения, полностью перенося коррекционное ударение в конечный пункт, в который, как в фокус, должны собраться все возможные (и фактически встречающиеся при повторениях в силу вариативности) траектории данного движения.

Далее, так как владение внешним пространством невозможно без уменья справляться с внешними силами, к движениям уровня пространственного поля относятся и движения силовые: поднимание тяжестей, баллистические (ударные, метательные) движения и т. п.

Следующая общая черта движений описываемого уровня тесно связана с упоминавшейся уже объективированной однородностью пространственного поля и очень характерным образом выделяет эти движения среди других. Эту черту можно было бы назвать пространственной обусловленностью движений в противовес позной обусловленности, господствующей на уровне синергий. Движения уровня C очень четко связаны со своими плацдармами во внешнем пространстве и очень мало связаны при этом с позой собственного тела в целом и даже с позициями промежуточных звеньев самой движущейся конечности. Скрипач, у которого моторика движений смычка базируется в основном на уровне синергий[6], никогда не решится изменить позу правой руки и стандартный рисунок ее межзвенных углов ни по отношению к инструменту, ни по отношению к верхней части туловища. Наоборот, у пианиста, двигательный состав координаций которого теснее всего связан с уровнем пространственного поля, самые разнообразные изменения позы тела и положений играющих рук никак не сказываются ни на меткости, ни на точности исполнения, ни на его темпе, причем в число таких изменений можно (эксперимента или фокуса ради) включить и самые причудливые, акробатические позиции тела. Излишне подчеркивать, как сильно могут изменяться при этом все позные и угловые соотношения играющих рук. Наоборот, то, что пианисты называют туше и что непосредственно относится к способам извлечения звука и к художественным качествам последнего, будучи основано на фоновом уровне синергий, уже теснейшим образом связано с посадкой и позой рук. Это хорошо известно каждому музыканту-педагогу, и во имя этого ни один художник эстрады никогда не примирится с малейшей небрежностью в качествах табурета, подставленного к инструменту. Элемент меткости (пространственное поле) не сбивается от изменений посадки и позы, а в то же время элемент туше (синергии) чувствителен к ним так же, как и координации смычковой руки скрипача.

Эта противоположность между уровнями В и С нуждается в анализе. Низко стоящий уровень синергий, являющийся одним из старейших в филогенезе проявлений церебральной интеграции движений и ознаменовавший своим появлением возникновение возможности огромных, охватывающих все тело синергий, в то же время педантически нетерпим к малейшим изменениям двигательного состава реализуемых им движений и фонов и чрезвычайно склонен к образованию стойких штампов и стереотипов движения. Это объясняется тем, что построение движений уровня синергий и всех его сензорных коррекций исходит из собственного тела, из проприоцептивных ощущений поз этого тела, суставных углов и т. д. Эти позы, последовательно проходимые во время движения (а также и те реактивные силы, которые неизбежно возникают при этом), и становятся самой сутью движений, закрепляясь в виде навыка. Такому закреплению стандартной формулы, несомненно, способствует и образование свойственных этому уровню динамически устойчивых форм движения, которые автоматически препятствуют всяким отклонениям от раз найденного стереотипа (см. гл. VIII), но дело отнюдь не только в них одних, так как и медленные движения в уровне синергий, не проявляющие механических предпосылок к динамической устойчивости, тоже тяготеют в этом уровне к стереотипам.

Резко отличный по всем своим свойствам от этой штампообразности характер движений уровня пространственного поля подводит вплотную к большой группе явлений, имеющих первостепенную важность. Речь идет о взаимоотношениях между точностью и вариативностью, затрагивающих попутно и еще целый ряд других свойств координационного процесса.

Дело в том, что в зависимости от смыслового характера задач, свойственных тому или другому уровню, и от тесно связанного с ним качества и состава его корригирующих афферентаций в каждом уровне по-другому расставляются ударения между важным и неважным, по-своему проводятся знаки равенства между не вполне одинаковыми движениями или их компонентами. Среди бесчисленных возможных сторон движения, подлежащих сензорной коррекции, каждый из уровней вычленяет те, к которым он особенно взыскателен и для управления которыми он наиболее адекватно вооружен, отделяя их от тех, к которым он остается более или менее индифферентным. Очевидно, по отношению к первым он будет соблюдать максимально доступную ему устойчивость и точность, в то время как вторые будут в большей степени предоставлены им либо на волю случайности, либо на коррекцию, проводимую фоновыми уровнями, если какой-нибудь из них, в свою очередь, заинтересован в корригировании этой стороны и в выдерживании ее на высокой марке точности.

Так, например, верхний подуровень пространственного поля C2 делает решающее ударение на точности попадания, или меткости: меткости броска, удара, точности показывания или прикосновения, а в более сложном оформлении на точности воспроизведения видимой формы, например, срисовывания фигуры с соблюдением геометрического подобия. При этом подуровень C2 в большой степени безразличен к путям достижения требуемой финальной меткости и к поведению органа в промежуточных точках. Нижний подуровень C1 столь же требователен к точности, реализуемой по ходу движения: прилаживанию ходьбы к неровностям почвы, ступенькам, подъемам и спускам, прилаживанию движений карандаша к обведению нарисованного контура, движений напильника — к конфигурации обрабатываемой поверхности и т. д. Уровень действий D, о котором речь будет ниже (см. гл. VI), столь же требователен по отношению к конечному результату смысловой цепи движений при заметном индифферентизме к составу рабочих приемов и последовательных исполнительных элементов цепи. Примеры было бы легко умножить.

Есть очень много движений, для которых установить объективный критерий точности значительно труднее, нежели для движений, связанных с меткостью попадания. Здесь на помощь приходит то обстоятельство, что, естественно, уровни допускают по отношению к безразличным для них сторонам и компонентам движения значительно более высокую вариативность, нежели по отношению к тем, которые имеют для них первостепенное значение. Таким образом определяется очень характерный признак принадлежности движения к тому или другому уровню или же к его уровневому составу, который можно было бы назвать признаком специфической вариативности (см. гл. IX). Помимо качественных отличий в направлениях и сторонах, предоставляемых разными уровнями на долю вариативности, имеет место и очень выразительный количественный рост вариативности снизу вверх, от уровня к уровню, стоящий в несомненной связи с упоминавшимся еще в гл. I ходом биологической эволюции двигательных задач в направлении все растущего разнообразия и приспособительности. Действительно, вариативность является оборотной стороной точности: не располагай тот или иной уровень известными резервами вариативности и изменяемости реализуемых им движений, он был бы не в состоянии гибко и точно прилаживать их к разнохарактерным условиям действительности.

Вариативность и изменяемость движений уровня синергий крайне незначительны[7], что отчасти искупается высокой тщательностью отделки и амплитудой синергетического охвата, присущими его двигательным штампам. Вариативность подуровня C1, а особенно C2, значительно выше, как будет еще показано на ряде примеров[8]. Еще больше она у уровня действий D, хотя там вступают в силу некоторые характерные ограничения.

То самое явление, которое в непроизвольном плане выглядит как вариативность, в плане преднамеренном и целевом обращается во взаимозаменяемость двигательных компонент и переключаемость движения с одного органа на другой. Движения уровня пространственного поля обнаруживают в резком отличии от движений и фоновых координаций, управляемых уровнем синергий, очень большую переключаемость. Показать точку одинаково легко и точно можно и пальцем правой руки, и пальцем левой, а в случае надобности пальцем ноги, носом и т. д. Взять предмет, поднять с пола карандаш, нажать кнопку звонка, поднять щеколду, дернуть за веревку можно с равной легкостью как одной, так и другой рукой, с любого бока и любым способом. Штампы уровня синергий, привязанные к определенным позициям конечностей, конечно, тем более привязаны к самой конечности; освоившей их. В вышележащем уровне D уже отчетливо сказывается функциональная неравноценность правой и левой руки за счет доминантности одного из полушарий; таким образом, переключаемость, несомненно, проходит в описываемом уровне C через свой максимум.

В уровне пространственного поля легко переключаемы не только траектории движения и исполнительные органы, переключаемы также приемы. При ходьбе в реальных условиях: на пересеченной местности, в горах и т. д., задача движения — перемещение в определенное место — по ходу дела решается десятками способов: ходьбой, прыжком, ползком, бегом, карабканьем. Мальчику нужно пройти сто шагов; он из них часть пройдет, часть пробежит, часть проскачет на одной ножке или пройдется колесом. Человеку, умеющему ездить на велосипеде, совершенно безразлично, какой рукой, в каком месте и какой хваткой держаться за руль; очень легко научается он ездить и без руля и тому подобному.

У упоминавшегося уже ранее скрипача движения левой руки строятся в отношении важнейших двигательных фонов на уровне пространственного поля, как и движения рук пианиста. Здесь, как известно, не только с большой легкостью совершается смена позиций кисти или смена избранной для исполнения струны (знаменитые виртуозы, когда у них лопались на эстраде струны, не раз доводили до конца труднейшие концерты на одном баске), но и легко осуществляется переключение, например, со скрипки на альт, хотя у последнего длина грифа, т. е. и все аппликатуры, все требуемые взаимные расстояния между концами пальцев, почти в полтора раза больше, чем у скрипача. Хорошему скрипачу легко дается усвоение аппликатуры даже виолончели, хотя здесь изменены уже не только размеры, но и положение, и направление грифа.

Другой аспект все той же переключаемости, свойственной уровню пространственного поля, — это пресловутая «пластичность» нервной системы, обнаруживающаяся во всевозможных экспериментах с ампутациями и нервными и мышечными анастомозами. Достаточно просмотреть соответствующую литературу (Bethe, Osborne, Kilvington, П. К. Анохин, Э. А. Асратян и др.), чтобы убедиться, что все отмечавшиеся экспериментаторами быстрые перестройки и переключения в опытах этого рода относились к движениям на уровне пространственного поля: с движениями из уровня синергий их постигло бы горькое разочарование. Подобные же явления ярко выражены у ампутированных людей-инвалидов (рис. 37—39, не помещены. — Прим. ред.). Так, инвалиды, лишенные обеих рук, легко научаются писать ногой или ртом. Автор наблюдал в 1941 г. девушку, лишившуюся при железнодорожной катастрофе обеих рук и одной ноги. Она обучалась в средней школе и умела хорошо писать: а) ртом, б) уцелевшей ногой и в) искусственной рукой. Что очень характерно для координаций уровня пространственного поля, почерк ее при всех трех приемах сохранял свои характерные черты (рис. 41, не помещен. — Прим. ред.), т. е. также обнаруживал свойство переключаемости. На рис. 40 приведено письмо бездвурукого мужчины; один отрывок написан карандашом, зажатым в зубах, другой — пером, зажатым в щипчики ручного протеза. Рисунок ясно показывает, как пространственный контур движения находит себе дорогу через самые разнообразные перешифровки. С движениями уровня синергий ничего подобного не получается из-за несмещаемости штампов.

Рис. 40.

Рис. 40. Письмо бездвурукого Я.
Сверху — карандашом, зажатым в зубах, снизу — пером, зажатым в щипчики ручного протеза. Несомненно наличие в обоих случаях некоторых общих особенностей почерка (конец слова «Привет», группы букв «конфе», «Ярош» и т. д.)

Надо заметить, что и у здоровых людей почерк проявляет подобную же переключаемость. Нам безразлично, писать ли мелко или крупно, пером на горизонтальной или мелом на вертикальной плоскости, хотя при этих вариантах движения вовлекаются в работу совершенно разные мышцы и разным образом. Автор ставил опыт над интеллигентным субъектом, заставив его без какой бы то ни было предварительной тренировки писать карандашом, прочно укреплявшимся: 1) к правому запястью, 2) к правому локтю, 3) к правому надплечью, к кончику 4) правой и 5) левой стопы, а кроме того, карандашом, взятым 6) в зубы и 7) в левые пальцы (рис. 42, не помещен. — Прим. ред.). Во всех этих переключениях письмо удавалось сразу, хотя и с известным трудом; результаты опыта приведены на рис. 43. Интересно, что плавная округлость скорописного почерка (создаваемая фоновыми координациями уровня синергий) не удержалась ни в одном из вариантов письма, кроме привычного писания правой кистью; в то же время почерковый характер отдельных букв, связанный с коррекциями уровня C, сохранен всюду очень отчетливо.

Рис. 43.

Рис. 43. «Пластичность нервной системы* при письме различными пунктами конечностей.
1 и 2 — нормальная скоропись пальцами правой руки; 3 — карандаш удерживается в пальцах правой руки, письмо производится раскачиваниями правой кисти как целого; 4 — карандаш укреплен около шиловидного отростка правой лучевой кости; 5 — карандаш укреплен около медиального надмыщелка правой плечевой кости; 6 — карандаш укреплен на правом надплечье; 7 — карандаш укреплен к носку ботинка правой ноги; 8 — карандаш удерживается зубами и прибинтован к голове; 9 — карандаш удерживается пальцами левой кисти; 10 — карандаш укреплен к носку ботинка левой ноги. Линии внизу каждого факсимиле — 5 см натуральной величины. Испытуемый — нормальный натренировавшийся субъект с преобладанием предметного уровня в моторике. На рисунке видны: а) весьма большая сохраняемость характера почерка; б) почти полная непереключаемость фоновых синергий скорописи (округлость, плавность), резко отличающихся варианты 1, 2 и 3 от всех остальных; в) обширная переключаемость компоненты уровня пространственного поля; г) наличие координаций предметного уровня, характеризуемого резким ухудшением почеркоdой координации при переключениях на левую сторону тела (варианты 9 и 10) (работа автора, ЦНИИФК, 1940 г.)

Все проявления переключаемости, о которых речь шла в последней группе примеров, относятся уже к верхнему подуровню пространственного поля. Этот подуровень в еще большей мере, чем нижний, проявляет свойства освобожденности от жестких измерителей низовых уровней. Нам не только безразлично, изобразить ли квадрат, круг, букву и т. п. на горизонтальной или на вертикальной поверхности, длинным или коротким карандашом или прямо пальцем; нам в равной мере безразлично, изобразить ли эти контуры мелко или крупно. Если нижний подуровень сочетает позную и сутавно-угловую переключаемость с сохранением пространственного тождества (конгруэнтности), то подуровень C2 распространяет эту же переключаемость и на случай сохранения геометрического подобия. Пример с почерком, может быть, особенно разителен, показывая, как ведущий геометрический образ пролагает себе путь через любые мышечные системы, через любые иннервации, при любых масштабах. Срисовывая находящийся перед глазами рисунок или натуру, рисовальщик воспроизводит их с точным соблюдением геометрического подобия, и, во всяком случае, степень трудности такого воспроизведения меньше всего зависит для него от выбранного масштаба рисунка.

Обобщая, нужно сказать, что во всех рассмотренных случаях движущуюся конечность (точнее говоря, ее рабочую точку) ведет пространственный контур движения: в подуровне C1 — непосредственно заданный (типовое движение — обведение предъявленной фигуры); в подуровне C2 — заданный или представляемый как геометрическая форма, без ограничения местоположения и масштаба (типовое движение — срисовывание фигуры). Именно по отношению к рабочей точке и соблюдается в описываемом уровне наинизшая вариативность и наибольшая точность. Особенно замечательны случаи, когда рабочей точкой служит не какой-либо пункт самой конечности, а пункт на продолжающем ее орудии: кончик пера, карандаша, ножа, центр теннисной ракетки, боек молотка и т. п. В этих случаях при развитом двигательном навыке, несмотря на то, что эти рабочие пункты орудий лишены каких-либо возможностей для прямой сензорной сигнализации, корригирование их движения осуществляется все же отнюдь не только посредством зрения. Это ясно подтверждается тем, что при автоматизации такого навыка очень часто оказывается возможной работа не глядя. Это может означать только, что в проприоцептивной сензорно-коррекционной системе с помощью зрения вырабатываются соответственные перешифровки, переводящие пространственные ощущения в элементах конечности на язык соответствующих этим ощущениям позиций и перемещений рабочей точки[9].

Наконец, все те же явления вариативности и переключаемости и уже обрисованная гибкая приспособляемость уровня C к изменчивым условиям действительности играют самую главную роль в осуществлении экстемпоральности, отмечавшейся еще в гл. I в числе сторон и направлений развития двигательных реакций в филогенезе. Действительно, уровни, хорошо приноровленные к выполнению штампов, мало пригодны для реализации разовых, непредвиденных двигательных реакций, может быть, именно в силу большой и громоздкой сложности выполняемых ими координаций. Штампы уровня синергий могут быть очень точно пригнанными, отработанными, обладать сыгранностью, охватывая иногда огромные ансамбли мышц и сочленений, но создавать новые, внезапные двигательные комбинации этому уровню так же трудно, как оркестру играть импровизацию. Наоборот, более высокие уровни, легко идущие в непроизвольном плане на допущение вариаций в отдельных сторонах и компонентах движения, с той же легкостью осуществляют по побуждениям удобства или необходимости преднамеренные разовые модификации своих (обычно более простых и портативных) движений, откликающихся на то или другое нетрафаретное изменение ситуации. Если сензорные коррекции уровня организованы так, что допускают возможность целого ряда эквивалентных путей, ведущих к одному и тому же результату и легко взаимозаменяемых, то эта же способность к переключению и прокладыванию различных от случая к случаю тропинок к неизменной цели позволяет легко нащупывать и новые комбинации движений. Экстемпоральность, как правило, не проявляется по отношению к тем сторонам движения, которые данный уровень выдерживает точно, на низкой вариативности. Здесь гибкость и приспособляемость двигательного аппарата проявляют себя только медленно, путем длительных перестроек на основе накапливаемого опыта.

Таковы общие черты движений и координаций уровня пространственного поля. Обращаемся к его локализации.

О мозговых субстратах его афферентационой части было уже сказано в начале этой главы. Эффекторных образований у этого уровня, по меньшей мере, два, что и подкрепляет в первую очередь проводимое здесь разделение его на два подуровня: 1) corpus striatum (полосатое тело), анатомически составленное из двух далеко оставленных друг от друга ядер, nuclei caudati (хвостатого ядра) и putaminis (скорлупы), и являющееся верхним этажом экстрапирамидной эффекторной системы, и 2) гигантопирамидное поле 4 коры полушарий, представляющее собой «выходные кортикальные ворота» пирамидной эффекторной системы. Оба эти образования филогенетически резко разновозрастны (см. гл. VII); это позволяет предполагать, что и в функциональном плане нижний подуровень сформировался в филогенезе раньше верхнего (рис. 44—47, рис. 48, не помещен. — Прим.ред., а также рис. 25).

Рис. 44.

Рис. 44. Левое полушарие мозга человека с обозначением движений, получающихся при фарадическом раздражении различных точек коры, по F. Krause, сводка результатов, полученных при хирургических операциях (из руководства L. Mohr und R. Staehelin)

Рис. 45.

Рис. 45. Карта левого полушария большого мозга человека с отметкой важнейших моторных полей.
Пирамидное поле 4 зачернено, основное премоторное поле бaα, расположенное непосредственно кпереди от него, покрыто горизонтальной штриховкой (по О. Foerster)

Рис. 46.

Рис. 46. Наружная поверхность левого полушария большого мозга человека с обозначением движений, получающихся при электрическом раздражении различных пунктов коры (по О. Foerster)

Рис. 47.

Рис. 47. Цитоархитектоническая карта наружной поверхности левого полушария большого мозга человека.
Различные по микроскопической структуре поля обозначены их номерами по Brodmann и различными видами штриховки. Пирамидные поля 4 покрыты черными кружочками, премоторные поля 6 — белыми большими кружками (по Brodmann)

При всей существующей до сих пор неполноте сведений об афферентациях striatum бесспорно, что они отличаются по своему качеству и составу от афферентаций пирамидной эффекторной системы. Наряду с резкими несходствами клинических картин выпадений при поражениях striatum и пирамидной эффекторной системы это обстоятельство служит сильным аргументом для признания двух раздельных подуровней. Клиницисту труднее было бы признать обе названные анатомические системы за один целостный уровень, чем примириться с расчленением его на два слоя. Однако в действительности пропасть между пирамидной эффекторной системой и верхним этажом экстрапирамидной эффекторной системы, несомненно, не так велика. Во-первых, клиницисты имеют дело не с отправлениями, а с выпадениями, не с функцией, а с дисфункцией, что далеко не одно и то же. Во-вторых, большая часть того, что понимается в широком невропатологическом обиходе под экстрапирамидными движениями, относится к таламо-паллидарному уровню синергий. Эти синергии, как было показано выше, либо самостоятельно реализуются в уровне В, либо же нуждаются для своего осуществления в пилотаже со стороны striatum или пирамидной эффекторной системы. Трудность реализации синергий этого фонового типа без помощи striatum заставила (ошибочно) относить их к последнему, и это, действительно, сделало различие между пирамидно-кортикальными и стрио-паллидарными движениями очень глубоким. Однако нужно расценивать явление точнее.

Если оставить в стороне действительно резкую антитезу между уровнями В и C, достаточно подчеркнутую в предшествующем изложении, и обратиться хотя бы к свидетельствам клинической литературы о стриальной патологии, то окажется, что, в то время как таламо-паллидарный уровень у человека полностью интравертирован, striatum с его афферентными системами тесно связан с реализацией движений в пространстве. Foerster связывает с ним стояние, сидение и ходьбу. Graham Brown относит на долю striatum бег, например, локомоторные движения теннисиста, т. е. четкие образцы движений на нижнем подуровне пространственного поля. C. & О. Vogt приписывают striatum «высококоординированные двигательные импульсы, связанные с речью и движениями туловища и конечностей». Jacob считает striatum центром выразительных и реактивно-оборонительных движений[10], ориентировочных и установочных движений, составных двигательных и статистических элементов сидения, стояния и ходьбы — все они явно относятся к движениям из класса пространственного поля. Примерно так же характеризует striatum Schilder. В эти данные клиницистами характеристики striatum целиком укладывается то, что было описано выше как проекция двигательного процесса на внешнее пространство, как текучее прилаживание к пространству и его силовому полю по ходу двигательного акта[11].

Характерных функциональных отличий кортикальной пирамидной эффекторной системы от системы striatum два. Во-первых, пирамидная эффекторная система значительно интимнее связана со зрительной, а стриальная система — с проприоцептивной афферентацией; поэтому двигательные свойства точности и меткости преобладающим образом связываются с пирамидным аппаратом и первыми выпадают при его поражениях. Во-вторых, при нарушениях целости пирамидной эффекторной системы страдают преимущественно произвольные движения, а при экстрапирамидных поражениях — непроизвольные. Это различие, само по себе глубокое и важное, лежит в совершенно другом плане, нежели рассматриваемый здесь вопрос о качествах двигательных координаций, и уже получило выше (см. гл. II) освещение о общем указании на постепенный рост снизу вверх как произвольности, так и осознанности движений последовательных уровней.

Перечень самостоятельных, целостных движений, ведущихся на уровне пространственного поля, настолько обширен, что какая бы то ни было возможность составления их каталога совершенно исключается. Все, что реально возможно сделать, — это выделить важнейшие виды и группы этих движений и снабдить опись этих основных групп немногими более или менее наудачу взятыми примерами.

I. Всевозможные локомоции: ходьба (рис. 49), бег (рис. 50), ползание, лазание плавание (рис. 51—53, не помещены. — Прим. ред.), ходьба по канату, ходьба на руках и т. п. Далее, сюда же относятся локомоции на приспособлениях: бег на коньках (рис. 54), ходьба на лыжах (рис. 55), на ходулях, езда на велосипеде, гребля и т. д. Все это будут циклические локомоторные процессы. За ними следуют ациклические локомоции: прыжки с разбега (рис. 56; рис. 57—59, не помещены. — Прим. ред.), а также см. рис. 100) и с места; в длину, в высоту, в глубину; прыжки в цель (например, в окно, через обруч и т. п.), прыжки на лошади, акробатические прыжки и т. п. Наконец, к группе локомоций нужно отнести и движения ходьбы с тягой или толканием (повозки, невода, бурлацкой лямки, спортивное упражнение «перетягивание каната» и т. п.). Все это — переносы всего тела в пространстве.

Рис. 49.

Рис. 49. Типичная циклограмма нормальной ходьбы. Левая сторона тела.
Кривые отдельных точек тела, подобно кривым рис. 29, дают характерный образец синергетического фонового узора в уровне В с присущей ему ритмичностью, стандартностью последовательных циклов и быстрой сходимостью выражающих эти кривые рядов Фурье (работа автора, ВИЭМ 1935 г.)

Рис. 50.

Рис. 50. Тип локомоторного движения в уровне пространственного поля C1.
Последовательные положения правой стороны тела при беге стилем миттельштрек (мировой рекордсмен Ж. Лядумег). Частота изображаемых поз 187 в секунду (работа автора, ЦНИИФК, 1936—1939 гг.)

Рис. 54.

Рис. 54. Схематический план-чертеж пути проекции общего центра тяжести тела и путей коньков при беге на коньках по прямой.
Для ясности схемы поперечные размеры и кривизна значительно преувеличены. Кривизна пути общего центра тяжести всюду (кроме толчковых двухопорных фаз) обращена выпуклой стороной к опорному коньку; она тем больше, чем дальше отстоит проекция общего центра тяжести от пути конька, что характеризует динамически уравновешенный характер движения в разбираемом случае (работа автора, ЦНИИФК, 1939 г.)

Рис. 55.

Рис. 55. Фигурки последовательных положений тела при ходьбе на лыжах (по циклограмме автора и Н. Садчикова, ЦНИИФК, 1939—1940 гг.)

Рис. 56.

Рис. 56. Тип локомоторного движения в уровне пространственного поля C1.
Последовательные положения левой ноги при прыжке в длину с разбега (работа Н. Садчикова, ЦНИИФК, 1938—1939 гг.)

II. Нелокомоторные движения всего тела в пространстве. Сюда войдут сальто, акробатические движения, упражнения на брусьях, кольцах, турнике, трапеции и т. п. (рис. 60).

Рис. 60.

Рис. 60. Тип нелокомоторного движения в уровне пространственного поля C1.
Часть движения «всклопки» чемпиона СССР Рцхиладзе на параллельных брусьях. Последовательные положения левой стороны тела с частотой 130 поз в секунду (работа автора, ЦНИИФК, 1937 г.)

III. Движения «манипулирования с пространством» отдельных частей тела. Среди них встретятся и движения, которые можно было бы назвать «локомоциями конечностей», например, движения рук машинистки на пишущей машинке или музыкантов по аппликатуре инструмента (левая рука у смычкистов, обе руки у пианиста, арфиста, баяниста, ноги органиста и т. д.); к этим движениям даже в обиходной речи привились локомоторные термины: «беглость пальцев», «пальцы забегали по струнам» и т. п. (рис. 61). Сюда же относятся и движения с той же беглостью пальцев, но без переноса руки, например, движения пальцев бодиста или играющего на духовом инструменте. Другие движения этой же группы представляют собой однократные целевые переносы в точных пространственных координатах: движения указывания, прикосновения, укола, обвода контура и т. п.[12] (рис. 62, не помещен. — Прим. ред.).

Рис. 61.

Рис. 61. Типы движений в уровне пространственного поля: кимоциклограмма исполнения седьмого вальса Шопена.
Снимок сделан сверху. На каждой кисти помещены по две лампочки. На рисунке даны 16 тактов (с 33-го по 48-й). Отчетливо видна разница получающихся в этом уровне двигательных узоров от штампованных «patterns» уровня синергий (работа А. Шевеса и автора. Муз.-пед. лаборатория Московской консерватории, 1949 г.). Отметим интересное пресевераторное движение левой руки близ буквы A, приходящееся на целотактную паузу

IV. Перемещение вещей в пространстве: движения взятия, схватывания, ловли летящего или движущегося предмета, передвигания, перекладывания, переноса и т. п.; всовывание, вдавливание, доставание, навивка, наматывание; преодолевание внешних сил: подъем тяжестей, натягивание лука или струны и т. п.

Перечисленные группы тяготеют основным образом к нижнему подуровню C1.

V. Переходную группу, не вполне ясную в отношении ее принадлежности к нижнему или верхнему подуровню, образуют баллистические движения. Те из них, которые делают преимущественную установку на силу, видимо, более тесно связаны с нижним подуровнем C1. Сюда относятся силовые ударные и метательные движения: толкание ядра, метание гранаты или связки, диска, молотка; удар молотобойца, рывок штанги и т. п. (рис. 64, 66; рис. 65, не помещен. — Прим. ред.). Зрительный контроль в движениях этой подгруппы второстепенен; это подтверждается тем, что перечисленные движения доступны слепому. Другие баллистические движения, имеющие установку на меткость, тяготеют к верхнему подуровню: метание копья или мяча в цель; теннис, городки, крокет; работа жонглера; удар кузнеца или рубщика зубилом; укол штыком и т. д. Все эти движения требуют зрительного контроля и недоступны слепым (рис. 63, 67).

Рис. 63.

Рис. 63. Циклограмма движения правой руки при рубке зубилом — типического движения пространственного уровня, являющегося фоновой частью двуручного рабочего процесса в уровне предметного действия (работа автора, 1924 г.)
Траектории: m — головка молотка, d — пястно-фаланговое, p — лучезапястное, c — локтевое, s — плечевое сочленение

Рис. 64.

Рис. 64. Серия последовательных вертикальных ударов кузнечной кувалдой, характеризующая высокую автоматизированность и значительную кучность исполнения движения (работа автора, ЦИТ, 1924 г.)

Рис. 66.

Рис. 66. Кривые угловых смещений звеньев правой руки по степеням свободы в последнюю четверть секунды перед броском гранаты с разбега.
Порядок и номенклатура кривых — те же, что на рис. 32. Рисунок обнаруживает начальную, сравнительно медленную часть метательной синергии и резкий типично пирамидный взрыв энергии в течение последних 7—8 сотых секунды перед броском (работа автора, ЦНИИФК, 1940 г.)

Рис. 67.

Рис. 67. Фигурки последовательных положений правой стороны тела при уколе штыком.
Тип самостоятельного локомоторного фона с «нахлобученным» на него однократным целевым актом в уровне C2 (работа Л. Осипова, ЦНИИФК, 1940 г.)

VI. Движения прицеливания: наводка зрительной трубы, диоптра, целика, подготовительные движения перед точным уколом (игла, ножка циркуля и т. п.) или разрезом; прицеливание из бьющего вдаль оружия, прицелы на биллиарде, в крокете и т. п.; установочно-выжидательные движения вратаря в футбольной игре; у животных — стойка хищного животного перед прыжком-нападением и т. д. Зрительный контроль с учетом глубины, перспективы, словом, всей дистантной геометрии пространственного поля, существенно необходим для этой группы.

VII. Подражательные и копирующие движения: имитация зрительно воспринимаемых движений и действий другого лица; срисовывание (с натуры или с рисунка); изображение предмета или действия жестами (изобразительная пантомима в отличие от полунепроизвольной, эмоционально-выразительной пантомимы уровня синергий); передразнивание и пародирование движений (?) и т. д. Верхний подуровень существенно необходим.

Не будем давать здесь примеров движений, в которые уровень C пространственного поля входит как фон. Такие движения высших уровней чрезвычайно многочисленны. Дело в том, что уровню пространственного поля недоступно выполнение сложных смысловых действий, которые связаны с предметом и орудием (кроме простейших перемещений их); здесь выступает на сцену следующий кверху уровень действий D. В вышеприведенном обзоре движений, ведущихся на уровне пространственного поля, мало производственных и трудовых движений и относительно много спортивных и акробатических. Труд же и производство, как правило, имеют дело с предметом и лишь в редких случаях — с пространством и его силовым полем. Естественно, что в инвентаре уровня C оказываются преобладающими, во-первых, локомоции, а во-вторых, спортивно-гимнастические процессы. Но трудно было бы насчитать много движений высших уровней, не связанных с уровнем C как с фоном, уже потому, что смысловое манипулирование с предметом требует в преобладающей части случаев владения пространством как естественной предпосылки. Как показано ниже, уровень пространственного поля подслаивает эти действия предметного уровня двояким образом: 1) как более или менее самостоятельный фон, обеспечивающий перемещение всего тела, точность и меткость отдельных вспомогательных движений в качестве технических предпосылок для выполнения предметного действия (например, ходьба, являющаяся необходимым фоном для таких трудовых операций, как косьба, прокатка стали, работа сцепщика поездов и т. п.), и 2) в уровне пространственного поля формируются по мотивам и побуждениям вышележащего уровня и для его обслуживания специальные фоновые координации — так называемые высшие автоматизмы, или сноровки (Handfertigkeiten, skills), о которых будет речь в гл. VI и VIII.

Остановимся вкратце на явлениях дисфункции рассматриваемого уровня. Если нарушения на рубро-спинальном уровне A заслуживали названия дистоний, нарушения в таламо-паллидарном уровне В — названия диссенергий, то дисфункции уровня C хорошо объединяются под именем дистаксий, или атаксий, т. е. того, что в просторечии принято называть «нарушениями координации». Все известные в клинике виды атаксий связаны с поражениями афферентаций именно описываемого уровня. Таковы вестибулярная и мозжечковая атаксии; такова, по сути, и табетическая атаксия, хотя она осложняется, как указывалось выше, еще дистоническими нарушениями в уровне A. Все эти виды атаксий не затрагивают уровня синергий и не влияют прямым образом на уровни выше C, но они резко избирательно нарушают пространственную координацию, в первую очередь равновесие, локомоции и точность (меткость). Табетическая атаксия, вызывая побочным порядком синдром дистонии, выбивает до известной степени почву из-под ног и у уровня синергий, опирающегося на эффектор уровня A — красное ядро. Движения уровней выше C разрушаются вторично постольку, поскольку выпадают имеющиеся почти у всех их технические фоны из уровня пространственного поля. Довольно явственный, хотя и скоро проходящий синдром атаксии может дать недавно наступившая, еще не компенсированная слепота (рис. 68 и 69).

Рис. 68 и 69.

Рис. 68 и 69. Циклограммы ходьбы с завязанными глазами по заданному контуру треугольника.
Снято сверху. Слева — нормально выполненное задание в уровне пространственного поля; справа — атактическое нарушение ходьбы с гиперметрией (работа Н. Озерецкого и автора, ЦИТ, 1924 г.)

При поражении на основном эффекторном пути этого уровня — пирамидном пути — первыми вслед за общим шоком выступают спастические параличи, сменяющиеся затем парезами за счет экстрапирамидной (отчасти контралатеральной) компенсации. При этом обнаруживаются избирательные дефекты как раз в областях, причисленных выше к комплексу пространственного поля: выпадение или ухудшение качества точных движений, затруднительность выполнения целевых движений при сохранности движений мимических, выразительных, позных и т. д. При поражениях в эффекторном звене атаксия не проявляется так резко, как при поражениях афферентации (см. гл. IX); но тем не менее, хотя атаксия и зависит в преобладающей мере от афферентации, а не от эффекторики, все же атактический характер пирамидных расстройств бесспорен. Что касается поражений striatum как эффектора, то его выпадения влекут за собой избирательные расстройства движений нижнего подуровня C1, обычно заслоняемые явлениями патологической гиперфункции pallidi.


1 Очень напрашивается предположение, что указанная двойственность субстратов уровня C у человека обусловливается переживаемым им в настоящее время энцефализационным переходом из экстрапирамидной системы в пирамидную. Конечно, этот процесс протекает настолько медленно, что его невозможно непосредственно заметить; но, видимо, через соответственное количество тысячелетий этот уровень, у птиц и низших млекопитающих еще полностью стриальный, окончательно переключится у человека в кору полушарий.

2 Эволюция пространственного синтеза в вышележащем уровне D обрисована в гл. VI.

3 Эта уверенность в несмещаемости пространства настолько прочна в норме, что случаи, когда, покачнувшись или перевернувшись, человек ощущает, будто качнулось или перевернулось внешнее пространство, свидетельствуют уже о патологическом расстройстве вестибуло-мозжечковой системы («головокружение»).

4 В несомненной связи с этой апериодичностью пространственного поля стоит встречающееся у паркинсоников явление, уже упоминавшееся в гл. IV: полная невозможность ходить по не размеченной тем или другим способом поверхности. Такая потеря способности шагать иначе, как по разметкам, обычно трактуется как результат потери побуждений («Antriebe») к самопроизвольному движению, а разметки пола понимаются как экзогенный суррогат для замены этих побуждений. Объяснение это натянуто, так как в конце концов, какие есть у нас основания полагать, что черта на полу может заменить собой побуждение к очередному ступанию ногой? Здесь для объяснения одной догадки подставляется другая. Гораздо более убедительно объяснение, прямо вытекающее из сказанного выше о свойствах пространственного поля. У паркинсоников избирательно поражается уровень синергий, особенно приспособленных по всем свойствам своей афферентации к кольцевым проприоцептивным замыканиям, к ритмическим чередованиям и повторениям. В результате такого поражения деавтоматизируются циклические процессы, протекавшие раньше на этом уровне, — в первую очередь ходьба. Разрушается и тот механизм перешифровки, который в норме превращает побуждение к перемещению своего тела в апериодическом пространственном поле в периодический, циклический акт шагания, реализуемый уровнем синергий. С распадом этого уровня нарушается не побуждение к движению, а способность находить в апериодическом пространстве предпосылки для периодических актов. Бумажные посылки или меловые черты на полу являются суррогатами именно для этих предпосылок: они периодизируют пространственное поле. Для нормального человека ходьба по полосам или, например, по шпалам создает, наоборот, добавочные затруднения, сбивая (деавтоматизируя) привычный механизм перешифровки (см. гл. VIII).

5 Это не значит, разумеется, что мы отказываем движениям уровня синергий в целесообразности: в любом уровне движение, правильно решающее возникшую перед особью задачу, целесообразно. Но при этом движения в уровне C, все равно — однократные или повторные, всегда приводят к явственному целевому конечному результату (перекладывание вещи, вбивание гвоздя и т. п.), а движения в уровне синергий — нет (двенадцать подряд гимнастических приседаний или улыбка).

6 Точнее говоря, этот уровень ведет важнейшие из фоновых компонент двигательного состава этого акта, протекающего в самом главном и целом (в неразрывной связи с работой левой руки) на высших кортикальных уровнях.

7 Наши циклограмматические измерения многих случаев высокоавтоматизированных циклических движений, как ходьба, бег, опиловка и т. п., показали, что вариативность последовательных синергетических циклов обычно не превышает нескольких миллиметров по пространственным координатам траекторий и нескольких миллисекунд по длительностям.

8 Характерная черта соотношений между вариативностью и точностью видна из следующего примера. Если испытуемый повторяет несколько раз (на уровне синергий) круговое движение рукой в порядке гимнастического упражнения, то, как показывает обмер циклограмм, последовательные круги отклоняются друг от друга не более чем на 10—15 мм — настолько точна здесь координация. Если же движение состоит в уколе иглой начерченной точки (уровень пространственного поля), то точность самого укола оказывается намного выше, чем у предыдущего движения; до долей миллиметра; а в то же время те траектории, по которым рука при повторных уколах двигалась к бумаге, могут расходиться друг с другом на многие сантиметры. Таким образом, целевая точность (отсутствующая в уровне синергий) во много раз превосходит точность, доступную уровню B, но при этом уровень пространственного поля очень мало озабочивается тем, по каким путям и какими средствами организуется эта финальная точность.

9 И проприоцептивная оценка положения в пространстве кончика собственного пальца дается менее всего рецепторами, помещающимися на нем самом, и создается синтетически по данным проприоафферентации всех пунктов руки; только в этом случае навык оценки положения прочно автоматизирован еще с детства.

10 О некотором смешении в этом пункте функций striatum и pallidum см. гл. VIII.

11 Проницательнейший неврофизиолог XIX в. Н. Jackson еще в конце 60-х годов высказывал, что передняя центральная извилина коры представляет собой вместе со striatum «средний уровень» в организации двигательного аппарата и что зоны, расположенные кпереди от пирамидного ноля, являются также моторными; они представляют собой высшие двигательные центры (Jackson H., — 1927. — С. 36, 40).

12 Но не движение, например, закладывания ноги на ногу при сидении, не связанное с координатами пространства и идущее на уровне В.